ПРОБЛЕМЫ САХАЛИНСКИХ КОРЕЙЦЕВ:
ИСТОРИЯ И НЕРЕШЁННЫЕ ВОПРОСЫ
АРИРАН.РУ, 09.11.2014
Информационный портал
корейцев СНГ Ариран.ру публикует очередную статью доцента Института экономики
и востоковедения Сахалинского государственного университета ПАК Сын Ы.
По материалам переписи 2010 г., на Сахалине
насчитывалось 24.993 корейца (при общей численности жителей всей Сахалинской
области – 497.900 человек) [1]. Корейское сообщество
занимало второе место (5,3 %) после основного русского населения.
Формирование корейской диаспоры на Сахалине проходило в несколько этапов.
Первый этап (1870–1905 гг.) – начало эмиграции
корейцев на Сахалин. В этот период корейцы прибывали в основном из российского
Приморья, куда в поисках лучшей доли переселялись из северных районов
Кореи (провинция Сев. Хамгён). Первые корейцы появились в России в 1864
г., на что указывают японские и отечественные авторы [2].
Россия заключила с Китаем в 1858 г. (Айгуньский) и в 1860 г. (Пекинский)
договоры, а в 1861 г. в Санкт-Петербурге составила протокол к ним, в результате
которого Приамурский и Уссурийский края стали территорией Российской империи.
По мнению многих историков первые корейцы появились на Сахалине в 1870
г. [3] В 1869 г. о-в Сахалин официально был объявлен
местом каторги и ссылки, но первые ссыльные появились ещё в 1858 г. [4]
А.П. Чехов, посетив Сахалин в 1890 г., провел личную перепись населения
и в книге «Остров Сахалин» упоминал, что «у Семенова работают манзы, корейцы
и русские» [5]. Согласно первой всеобщей переписи населения
России, в 1897 г. из 28.000 сахалинцев корейцев насчитывалось 67. «Из
них: лишенных свободы и отбывающих уголовное наказание – 3, земледельцы
– 9, рыболовы, охотники – 53, изготовитель одежды – 1, не имеющих занятий
– 1, корейского подданства – 54, грамотных по-русски – 1. … Из общего
числа корейцев 66 проживало в Корсаковском и один в Александровском округе»
[6]. Предполагается, что к концу XIX в. много корейцев
трудилось на шахтах Сахалина.
Второй этап (1905–1945 гг.) – период разделения
Сахалина на две части по 50-й параллели. В это время на Северном Сахалине
формирование корейского населения происходило за счет переселения с материка
(Приамурской области), миграции из Кореи (через Владивосток, Хабаровск,
Николаевск-на-Амуре или через Японские острова) и естественного прироста.
10 апреля 1906 г. была отменена сахалинская каторга, и в том же году около
5.000 человек переехало из материковой части России на север Сахалина
[7]. Для поощрения переселения царское правительство
предоставляло им всяческие льготы. Начались разработки угольных и нефтегазовых
месторождений, создавались совместные и иностранные концессии. Особый
интерес к сахалинской нефти японцы проявили после 1916 г. В 1920 г. на
Северном Сахалине установилась Советская власть, но в апреле 1920 г. в
связи с временной победой белогвардейцев японская армия оккупировала эту
часть острова. 3 июля 1920 г. японское правительство объявило весь Сахалин
собственной территорией. Для закрепления имперской власти оно отправило
на север Сахалина около 15.000 рабочих, чиновников, солдат, археологов,
геологов и журналистов [8]. За время оккупации (1920–1925
гг.) вполне возможно перемещение людей, в том числе и корейцев, между
югом и севером Сахалина.
После русско-японской войны 1904–1905 гг. рост численности населения корейской
национальности на юге и севере острова происходил различными путями.
Сахалин за свою историю переходил от одного хозяина к другому несколько
раз. «В соответствии с Нерчинским договором, заключенным между Россией
и Цинским Китаем в 1689 г., России пришлось почти на полтора столетия
покинуть Приамурье. Сахалин надолго оказался вне сферы российских интересов»
[9].
Только в XIX в. положение в корне изменилось: по Симодскому (1855 г.)
и Санкт-Петербургскому (1875 г.) договорам Сахалин перешел к Российской
империи. В русско-японской войне 1904 – 1905 гг. Россия потерпела поражение,
и по Портсмутскому соглашению 23 августа (5 сентября) 1905 г. она уступила
Японии Сахалин южнее 50-й параллели. Так островная земля была разделена
на две части, и южная – отошла к Японии. Получив Курильские острова и
Южный Сахалин, японское правительство создало здесь свое административное
деление, органы самоуправления и избирательную систему. Курильские острова
были включены в систему управления губернаторства Хоккайдо. На территории
Южного Сахалина в 1907 г. образовано губернаторство Карафуто, его центром
в 1908 г. стал г. Тоёхара (Владимировка, с 1946 г. – Южно-Сахалинск) [10].
На освоение новой земли, на заработки ехали и японцы, и корейцы. После
аннексии Кореи в 1910 г. японские колонизаторы установили в ней жесточайший
военно-полицейский режим, проводили экономическую экспансию, использовали
корейцев внутри страны и за её пределами в качестве рабов на опасных для
жизни военных предприятиях. Гнёт и притеснение, политика геноцида со стороны
японских колонизаторов вынуждали многих корейцев эмигрировать в другие
страны. Среди них были и те, кто, не вытерпев нищенского существования,
отправился один или с семьей на поиски нового пристанища. Два военных
столкновения России с Японией: в 1904–1905 гг. и 1945 г. оставили в душах
и в сердцах сахалинских корейцев незаживающие раны.
После аннексии Кореи японская экономическая политика заключалась главным
образом в экспроприации земель. Для выполнения этой задачи привлекались
все административные ресурсы. В 1912 г. генерал-губернатор Кореи опубликовал
законы, по которым владельцы недвижимости должны были в установленный
срок заявить о принадлежащей им земле, а японское финансовое ведомство
уполномочивалось утверждать право ее собственности. За 1910–1918 гг. в
результате проведения кадастровых мероприятий «около 10 млн чонбо (9 млн
920 тыс. га) пашни и свыше 11 млн 200 тыс. чонбо (11 млн 110 тыс. га)
площадей лесов были причислены к государственным землям Японской империи
и переданы в собственность японских помещиков» [11].
Крестьяне, потерявшие средств существования, становились либо арендаторами,
либо подёнщиками. А лишённые даже такой возможности крестьяне уходили
в горы, где занимались подсечным земледелием или же были вынуждены эмигрировать
в Маньчжурию и Японию. За период с 1912 по 1931 г. потребление риса на
душу населения катастрофически снизилось в связи с массовым вывозом его
в Японию, выросшим за эти годы более чем в 6 раз. Из Кореи вывозилось
48–50 % выращенного риса, ежегодно отбиралось несколько млн сомов [12]
риса и бобов [13]. К 1931 г. более 2 млн крестьянских
хозяйств были разорены из-за высокой арендной платы, составлявшей 50–80
% годового дохода хозяйства.
Чтобы прекратить любую критику, агитационную и подрывную деятельность
против японских колониальных властей, издавались всевозможные законы и
указы – о восстаниях, мятежах и беспорядках, о печати, об оскорблении
достоинства японской императорской семьи, о политических преступлениях,
о поддержании общественного порядка и т. д. В начале 1930-х гг. крестьянство
оказалось на грани голода. Единственным спасением было бегство из страны.
Обнищавшие и голодные крестьяне уезжали на чужбину – в Маньчжурию (19
%), Сибирь (2,88 %) и Японию (16,85 %) [14].
Созданное японским правительством в апреле 1907 г. по указу императора
за № 33 генерал-губернаторство Карафуто осуществляло вывоз с этой территории
как можно большего количества природных богатств: с 1924 по 1934 г., например,
отправлено за пределы острова различного вида промышленной продукции на
сумму 821,9 млн иен. Со второй половины 1930-х гг. на всей территории
Южного Сахалина начали эксплуатировать новые шахты, число которых достигло
30. В связи с военной обстановкой в стране в 1937 г. вывоз угля превысил
местные расходы, и в последующие годы он увеличивался. А наибольшего его
значения он достиг в 1941 г., составив 4 млн т, или 62 % годовой добычи
на Карафуто. За разработку природных ресурсов острова шла жестокая конкурентная
борьба монополистических объединений, таких, как «Одзи сэйси»
(лесная отрасль), «Мицубиси» и «Мицуи» (угольная промышленность)
и др. [15]
После 1932 г. началась милитаризация экономики Японии. В 1938 г. японское
правительство издало закон № 55 «О всеобщей мобилизации», согласно которому
и прибегло к мерам насильственной мобилизации. В соответствии с указом
императора № 316 от 4 мая 1938 г. «Об исполнении закона о всеобщей мобилизации
в Корее, Тайване и Карафуто» с сентября 1939 г. началась массовая принудительная
мобилизация корейцев. В этом же году были приняты законы «О сообщении
профессиональных способностей народа» и «О народной трудовой повинности»,
согласно которым генерал-губернаторство Кореи в 1940 и 1944 гг. осуществляло
тотальную мобилизацию молодых корейцев и женщин для отправки на Карафуто
и острова юго-западных районов Тихого океана. По свидетельству японского
адвоката Такаки Кэнити, который в течение более чем тридцати лет занимается
проблемами сахалинских корейцев, до окончания Второй мировой войны из
Кореи вывезено около 2 млн молодых корейцев, из них около 60.000 человек
направлено на Карафуто [16].
1937 г. вошел в историю советского периода как год массового террора и
репрессий, обрушившихся на миллионы людей многих национальностей, населявших
СССР. Этот год явился в летописи корейцев Северного Сахалина самой трагической
главой их жизни. Советские корейцы стали первой в СССР депортированной
этнической группой. 27 сентября 1937 г. на Сахалине получили Директиву
ЦК ВКП (б) и СНК СССР о принудительном переселении корейцев в районы Средней
Азии и Казахстана. Для выполнения этого постановления была создана «тройка»
в составе первого секретаря обкома партии П.М. Ульянского, председателя
облисполкома А.П. Громова и начальника областного управления НКВД В.М.
Дрекова. Во всех районах также создавались местные «тройки» [17].
В результате их деятельности с Сахалина было депортировано 1.187 корейцев
[18]. Эта бесчеловечная акция прекратила существование
крупной корейской общины на Дальнем Востоке России. Это – трагедия людей,
нашедших родину в России и поверивших в нее. Страх, моральное унижение,
чувство собственной неполноценности надолго укрепились в душах корейцев.
На Южном Сахалине происходило дальнейшее притеснение и эксплуатация корейцев,
продолжалась и работа по насильственному переселению и вербовке лиц корейской
национальности. Своего пика она достигла в 1939–1945 гг. Для освоения
Карафуто японское правительство применило опыт колонизации Хоккайдо. В
1907 г. генерал-губернаторство Карафуто было поделено на четыре района:
Тоёхара (ныне Южно-Сахалинск), Маока (Холмск), Сисука (Поронайск) и Эсутору
(Углегорск) [19]. Для ускоренной колонизации Япония
проводила политику «продвижения на север». Разработка природных богатств
требовала больших людских ресурсов. Чтобы привлечь дешёвые рабочие руки
из Кореи, корпорации «Мицубиси», «Мицуи», «Одзи»
и другие прибегали к помощи японского правительства и генерал-губернаторства
Кореи. Они заключали договор на один год, предоставляли различные льготы,
обещали большие заработки. Например, на шахту «Каваками» (ныне
«Синегорская») к 1930 г. было принято около 500 корейских рабочих [20].
Можно сказать, что это было время «свободного набора» – приезжали с юга
Кореи в основном молодые люди, одинокие или с семьями. Но с началом японо-китайской
войны в 1937 г. характер набора резко изменился и приобрел форму принудительного
переселения. Осуществление этой мобилизации можно условно разделить на
три этапа [21].
Первый (сентябрь 1939 – февраль 1942 г.) – это годы вербовки,
время «добровольно-принудительной» мобилизации, которая осуществлялась
японскими предпринимателями при поддержке оккупационных властей и местных
чиновников. Согласно плану всеобщей мобилизации, устанавливалась квота
для каждого заявителя-предпринимателя. Невыносимые условия жизни корейского
сельского жителя заставляли молодых крестьян прибегнуть к услугам вербовщиков.
К тому же при отказе вся семья попадала в список неблагонадёжных.
Второй (февраль 1942 – сентябрь 1944 г.) можно назвать
«государственным оргнабором». С началом тихоокеанской
войны Япония стала испытывать острую нехватку рабочей силы на металлургических
предприятиях, связанных с военной промышленностью. 20 февраля 1942 г.
был издан «Справочник-рекомендация о переселении корейцев в Японию». Этот
документ усилил принудительный характер мобилизации. 23 февраля 1942 г.
правительство Японии приняло постановление об использовании корейских
рабочих, согласно ему правительственные учреждения непосредственно рекомендовали
рабочих для отправки. В июне 1941 г. была создана марионеточная «Трудовая
ассоциация Кореи», которая уже откровенно начала крупномасштабную «охоту
за корейцами». Формально завербованные могли отказаться от рекомендации
правительственных учреждений, но люди, не соглашавшиеся с рекомендациями,
подвергались насильственному этапированию.
Третий (сентябрь 1944 – август 1945 г.), который является
самым трагичным периодом в судьбе корейцев, можно назвать «трудовая
повинность». Япония оказалась в тяжелейшем положении в тихоокеанской
войне. Изданный ещё в 1939 г. закон «О народной трудовой повинности» с
сентября 1944 г. был распространен и на территории Кореи. В феврале 1944
г. был выпущен приказ о трудовой повинности народа, во исполнение решения
которого проводилась тотальная мобилизация. Это было вызвано тем, что
к 1944 г. не был выполнен план вербовки корейцев, т. е. не были набраны
запланированные 300 тыс. человек.
Это – время тяжелейшего положения трудовых масс в Корее и на Карафуто,
вся страна была посажена на голодный паек. Генерал-губернатор Кореи Коисо
Куниака в мае 1943 г. в беседе с токийскими корреспондентами признавался:
«Корея сейчас питается сосновой хвоей, китайским чернобыльником и другими
растениями [22]». Приведем несколько свидетельств очевидцев
событий тех лет. Рассказывает И Чун Хен, бывший президент областной ассоциации
сахалинских корейцев: «Поддавшись уговорам одного японца, мой отец в возрасте
18 лет приехал на Сахалин на заработки. В то время корейцы в основном
работали на лесозаготовках, строительстве железной дороги, на шахтах и
строительстве военных баз» [23].
Свидетельствует житель г. Южно-Сахалинска Дё Дён Гу (1928–2005 гг.), бывший
почетный член Совета Старейшин областной организации сахалинских корейцев:
«В феврале 1945 г. 18-летним парнем я был принудительно привезен на Карафуто.
Из родной деревни Мункен, через Тэгу и Пусан вывезен в Японию на Симоносеки
и Отару, а затем доставлен на Карафуто на шахту Найхоро (ныне Горнозаводск)»
[24].
На встрече с представителями молодого поколения сахалинских корейцев в
редакции газеты «Сэ корё синмун» бывший председатель Совета Старейшин
местной организации корейцев г. Южно-Сахалинска У Ден Гу (род. в 1934
г.) говорил: «Узнав, что набирают рабочих на Сахалин, в 1942 г. мой отец
сам записался и уехал один. В 1930-е гг. мои родители жили в маленькой
деревушке на юге Кореи и, так же как и все жители, вели нищенскую жизнь
малоимущих крестьян. Мой отец думал, что на Сахалине можно заработать
деньги и я, единственный сын в семье, смогу ходить в школу. Через год,
девяти лет, я с мамой приехал на Сахалин в поисках отца. Приехав на шахту
Каваками, где работал шахтером отец, мы стали жить в бараке» [25].
Положение завербованных на Карафуто корейцев было ужасающим. Многие вынуждены
работать в тяжелых и опасных условиях: на строительстве военных аэродромов,
железной дороги, на шахтах, лесозаготовках. Прекрасной иллюстрацией сказанного
может служить рассказ Пак Хе Дона, покойного председателя Совета Старейшин
областной организации сахалинских корейцев: «В январе 1943 г. меня забрали
из родной деревни и доставили в Пусан. В полицейском участке переодели
в тюремную робу. В течение недели нас держали в товарняке. В Вакканае
погрузили на судно. 42 корейца были брошены как тюки, на железный пол
самого нижнего трюма. Тёмной ночью достигли порта Оодомари (ныне Корсаков).
Затем нас доставили на шахту Найбути (ныне Быков) и сразу же погнали на
работу. Мы были просто механизмами для добычи угля. Работали по 12 часов
в сутки, ели стоя, за смену каждый шахтёр должен был добыть 2 т. Не было
никаких средств безопасности, шахтёры часто попадали под обвалы» [26].
Голодные, изнурённые тяжелыми условиями жизни, непосильным трудом, издевательствами
надсмотрщиков-японцев и их приспешников-корейцев, доведённые до отчаяния,
они бросались в бега. Их ловили и помещали в такобею. Характерной
особенностью использования труда в Японии и на Карафуто являлось сочетание
капиталистической формы эксплуатации с широким использованием средневековых
методов угнетения трудящихся. Одна из самых изощрённых форм эксплуатации
– система «такобея» (или «кангокубея»). Это была насильственно
созданная кабальная форма общежития рабочих. Она организовывалась подрядческими
фирмами на земельно-строительных работах путём вербовки люмпен-пролетариев
[27]. Бок Зи Коу, объясняя происхождение такобеи,
пишет, что «в японском энциклопедическом словаре указано: «такобея
– это общежитие, в котором жили люди, работающие как заключённые на шахтах
Хоккайдо и Сахалина. Этих заключённых называли тако [28]».
Тако – это заключённые лагерей такобея для принудительного труда. Если
на начальном этапе возникновения в 1886 г. на Хоккайдо тако действительно
были преступниками, то в 1938–1945 гг. ими стали насильственно завезённые
корейцы. Свидетельствует Пак Пан Су, житель г. Корсакова:
«Я работал на лесозаготовках, мы пилили и сплавляли лес. … Условия труда
у нас были невыносимо тяжёлыми. Многие устраивали побеги. Пойманных избивали
до полусмерти и бросали в такобею» [29].
В такобее соблюдался строжайший режим – неподчинение японским
приказам каралось физической расправой. Заставляли работать и больных
людей, их выносили на руках. За невыполнение нормы не давали еды. А норма
была в два раза выше, чем в других местах. Корейцы говорили: «Раз попал
в такобею, значит, попал умирать» [30]. Труд
тако был обесценен до крайности, хотя они работали на самых тяжёлых
и опасных участках. Несмотря на это, тако всегда оставались должниками,
что являлось причиной пожизненного их пребывания в такобее. Тако
запрещалось разговаривать между собой, на них надевали наручники, нарушители
порядка и дисциплины подвергались жестокому палочному избиению, нередко
кончавшемуся смертью.
Во второй половине 1944 г., когда активизировались военные действия в
Тихом океане, Япония прибегла к ещё одной акции насильственной вербовки.
11 августа 1944 г. по решению японского правительства около 10 тыс. сахалинских
шахтёров были перевезены из Карафуто на шахты Ибараги и Кюсю (Япония).
Из них 3190 человек – насильственно завезённые корейцы. 145 человек отправили
на шахту Ибараги, остальные 3 тыс. человек – на шахту Кюсю. Шахтёрам не
разрешалось брать с собой семьи. Из-за военных действий на море вывоз
угля из Карафуто был затруднён, и поэтому 12 шахт закрыли, шахтёров вторично
мобилизовали для работы в Японию. До окончания войны они не смогли вернуться
на Сахалин и воссоединиться со своими семьями [31].
Представляется уместным привести воспоминания детей тех шахтеров.
Со Дин Гир, председатель Совета Сахалинской общественной организации дважды
принудительно мобилизованных корейцев «Идюн Динен»: «Отца звали Со Джя
Кын (род. в 1905 г.), мать – Ли Джем Сун (род. в 1917 г.). В 1942 г. отец
был принудительно мобилизован японскими империалистами и привезен на шахту
Торо (ныне Шахтерск Сахалинской области), а затем в 1944 г. повторно мобилизован
на шахту Кюсю (Япония). Я родился спустя три месяца после отъезда отца
и с тех пор ничего о нем не знаю» [32].
Свидетельствует Ха Кён Су: «Мой отец Ха Ин Джун с двумя братьями был насильственно
привезен на Сахалин на шахту Торо концерна «Мицубиси» (ныне г.
Шахтерск). В октябре 1944 г. его снова мобилизовали на шахту Кюсю в Японии.
На Сахалине осталась семья, бабушка и тётя. В апреле 1945 г. родилась
моя сестра. Оставшись без кормильца, женщины и дети голодали, и через
полтора месяца после рождения дочери наша мама умерла. После окончания
войны в октябре 1945 г. отец с тремя другими такими же дважды принудительно
мобилизованными на судне контрабандистов вернулся на Сахалин, чтобы уехать
на родину вместе с семьей. В 1988 г. мы получили из Республики Корея приглашение
от родственников, но на следующий день (29 сентября) отец умер» [33].
Политика ассимиляции японского колониального режима по отношению к корейскому
народу проявлялась во всех сферах жизни. На первых порах для умиротворения
населения колонизаторы распространяли теорию об этническом единстве корейцев
и японцев. Затем они стали налагать запрет на использование корейского
языка и письменности, заставляли давать присягу на верность японскому
императору. В процессе японизации корейцев принуждали менять фамилию и
имена на японские. Эта политика была направлена на разрушение национального
самосознания, искоренение корейской культуры и уничтожение самобытности.
Японское правительство делало все, чтобы превратить корейский народ в
покорную колониальную нацию.
15 августа 1945 г. император Хирохито по радио объявил о поражении Японии
в войне. Узнав об этом, обозлённые японцы направили свой гнев на невинных
корейцев. Поползли слухи о том, что среди наступающих солдат Советской
армии находятся и корейцы. На самом деле это были ороки, гиляки, нивхи
и другие представители коренного населения Сахалина. Японцы стали бояться
корейцев, вследствие этого они вынесли решение: «Корейцы только и ждут
прихода русских, эти собаки помогают им. Они – русские шпионы. Надо их
убивать» [34]. И убивали, по свидетельству Ким Кен Сун
(78 лет), жительницы г. Сеула, которая поставила в с. Леонидово (Сахалин)
памятник и приезжает из Республики Корея ежегодно, чтобы проводить поминальную
церемонию, «18 августа 1945 г. в Камисиcука (ныне с. Леонидово) японцы
загнали в барак и сожгли заживо 18 корейцев, в том числе моих отца Ким
Кен Бек (54 лет) и брата Ким Ден Де (18 лет). Узнав о наступлении советских
войск с севера Сахалина, японские офицеры, обвинив корейцев в шпионаже
в пользу Советской армии, забрали их в жандармерию г. Поронайска, без
суда и следствия загнали в барак и сожгли» [35]. Об
еще одной трагедии рассказывает К. Гапоненко: 20–23 августа 1945 г. японцы
вырезали 27 жителей-корейцев в деревне Мидзухо (ныне с. Пожарское), среди
которых были три женщины и шесть детей [36]. Убегая
от наступающей Советской Армии, японцы сжигали и уничтожали все, что могли,
высыпали в грязь рис и другие продукты, выливали в водохранилища керосин
[37].
Третий этап (август 1945 – начало 1960-х гг.) характеризуется
тем, что насильственно завезённые, преимущественно из Южной Кореи, корейцы
были брошены японцами на произвол судьбы. Корейские жители Сахалина с
радостью встретили советских солдат, которые принесли на многострадальную
землю Карафуто мир и надежду. Они с благодарностью принимали из рук русских
воинов буханки черного хлеба, называли их «хлебом освобождения». С окончанием
второй мировой войны они надеялись на скорое возвращение на родину, но
их ожидало жестокое разочарование.
25 августа 1945 г. Советская армия заблокировала порты Карафуто и освободила
«главный город Южного Сахалина Тоёхара» [38], поэтому
собравшиеся в них беженцы не смогли выехать в Японию. На освобожденном
Южном Сахалине корейцев проживало 23.498 человек, из них мужчин 15.356
и женщин 8.142, в основной массе насильственно оторванных японцами от
семьи и родных в молодые годы. Советская власть сочувствовала им, но для
поднятия разрушенного войной хозяйства требовались огромные рабочие силы.
2 февраля 1946 г. СНК СССР издал постановление № 263 о выдаче с 1 апреля
1946 г. временного удостоверения личности и вида на жительство бывшим
японским гражданам, в том числе и корейцам [39]. Это
была политика новой власти, направленная на закрепление на Сахалине интернированных
бывших жителей Карафуто. Но корейцы стремились совершенно к другому. Они
считали, что имеют право раньше поработителей-японцев вернуться на родину.
Но «большая политика» жестоко обманула их ожидания.
Вторая мировая война разделила Корейский полуостров на две части по 38-й
параллели. На севере возникла КНДР, а на юге – РК, первая пошла по пути
социалистических преобразований, вторая выбрала капиталистический путь
развития. В восстановлении экономики КНДР опиралась на помощь СССР, РК
– США. В порядке сотрудничества между СССР и КНДР в течение 1946–1949
гг. на Сахалин были мобилизованы около 26.065 северокорейцев – в основном
для работы в рыбной отрасли. В то же время около 14.395 человек вернулись
на родину [40], а оставшиеся по разным причинам северокорейские
рабочие влились в ряды жителей Сахалинской области.
Для заполнения вакуума рабочей силы на Южном Сахалине, образованного репатриацией
японцев, советское правительство объявило по всей стране оргнабор. За
1946–1949 гг. с материка прибыло 450.000 переселенцев [41].
Среди них были и корейцы, депортированные в 1937 г. в Среднюю Азию и Казахстан,
которые работали переводчиками, учителями, инспекторами в отделах по работе
с корейским населением, так как местные корейцы были неграмотными, не
знали русского языка. Так произошло дальнейшее пополнение сахалинской
корейской диаспоры в первые годы после освобождения от японского ига.
Брошенные на Сахалине корейцы первого поколения вынуждены были жить на
чужбине, почти потеряв надежду на возвращение в Корею. Не зная русского
языка, так и не приспособившись к европейской культуре, они прошли через
немалые испытания. На их долю выпал тяжелый жребий: быть долгие годы лицами
без гражданства в стране, провозгласившей принцип равенства всех наций
и народов. Многие воздерживались от оформления советского гражданства,
полагая, что это в дальнейшем затруднит их возвращение на родину.
Четвертый этап (середина 1960-х – начало 1990-х гг.) – этот
период формирования сахалинской корейской диаспоры характеризуется естественным
приростом и качественными изменениями в структуре. Во взрослую жизнь вступили
корейцы второго поколения, которые или в детском возрасте приехали на
Сахалин вместе с родителями, или родились уже здесь.
После освобождения Южного Сахалина корейцам пришлось остаться на острове
и приспособиться к новым условиям жизни, новой идеологии. Для скорейшей
адаптации к реалиям советской жизни власть принимает решение создать на
освобожденной территории образовательные учреждения для детей корейцев,
чтобы через изучение языка возродить национальную культуру.
Обстановка в мире после окончания войны вскоре резко изменилась. Началась
эпоха холодной войны, которая характеризовалась противостоянием двух лагерей:
социалистического и капиталистического. Для сахалинских корейцев наступило
время полного краха надежды на возвращение на родину.
В 1950–1970 гг. Сахалинская область была пограничной зоной. Как следствие,
гражданские и трудовые права сахалинских корейцев, остававшихся лицами
без гражданства и иностранцами, были ограничены. По советскому законодательству
переселенцы с материка получали зарплату со стопроцентной надбавкой к
основному окладу, имели и другие льготы (бронь на квартиры по прежнему
месту жительства и др.). Корейцы же считались местными жителями острова,
и поэтому они не имели права на них. Кроме того, им нельзя было вступать
в ВЛКСМ и КПСС, юношей не призывали в Советскую армию, был закрыт доступ
во многие вузы СССР. Каждые три месяца они обязаны были отмечаться в ОВИР,
получать разрешение органов милиции на перемещение из одного района в
другой. Корейцы не имели права избирать и быть избранными в депутаты Советов
народных депутатов. Были ограничения при приеме на работу, их не отправляли
в туристические поездки, не посылали в заграничные командировки или на
учебу. По этой причине многие корейцы стали задумываться о советском гражданстве,
но и здесь возникла одна проблема. 16 декабря 1957 г. между СССР и КНДР
было подписано Соглашение о двойном гражданстве. В нем говорилось, что
желающие получить гражданство КНДР в течение одного года со дня публикации
данного документа должны подать заявление в посольство КНДР в СССР. Для
того чтобы в этой кампании принимало участие как можно больше сахалинских
корейцев на Сахалин приехали представители консульства КНДР. Разъезжая
по городам и селам области, они агитировали молодых корейцев принять гражданство
КНДР и ехать туда на учебу. Соблазняли тем, что выпускники школ будут
приняты в самые престижные вузы Пхеньяна без вступительных экзаменов,
что у них откроются блестящие перспективы. И многие юноши и девушки поддались
на уговоры и пропаганду. Действительно, первые группы попали в Пхеньянский
университет им. Ким Ир Сена, но последующие были обмануты в своих ожиданиях
[42].
25 июля 1958 г. СМ СССР принял постановление № 819-391 о разрешении лицам
без гражданства принимать советское гражданство. Вследствие этого 4.882
сахалинских корейца стали гражданами СССР, 715 человек – гражданами КНДР
[43].
Проблемы репатриации сахалинских корейцев на родину
После поражения Японии во Второй мировой войне и образования
на Корейском полуострове двух государств: Республики Корея (РК) и КНДР,
лишь часть мобилизованных корейцев была возвращена на Родину. Оставшиеся
за пределами Корейского полуострова корейцы в Японии и на Сахалине долгое
время не имели гражданства и не имели возможности вернуться в Корею. Это
было связано с тем, что послевоенные трудности и разделение Корейского
полуострова на два государства препятствовали репатриации корейских граждан
на родину. На Сахалине после войны и частичного возвращения остались около
24 тыс. корейцев.
После перехода Сахалина и Курильских островов под юрисдикцию СССР процесс
послевоенного урегулирования протекал по решениям SCAP и СССР. SCAP обращался
к сахалинским корейцам как к людям вражеской страны, т. к. они оставались
к тому времени (1946 – 1952 гг.) пока ещё «подданными Японии», хотя обращались
к ним как к «освобождённым корейцам», отличая их от японцев. Поэтому по
условиям «Соглашения о репатриации» они при желании могли выехать в Японию.
Однако обозначенные в «Соглашении» "все японские военнопленные и
гражданские лица" японская сторона понимала как лиц японской национальности,
занесённых в родовые книги Японии. Т.е. критерием отбора служило кровное
родство с истинными японцами, хотя на первых порах для умиротворения населения
колонизаторы распространяли теорию об этническом единстве корейцев и японцев.
Хотя Япония не имела юридического, политического права как государство
участвовать в этом процессе, её временное правительство, тем не менее
готовило мероприятия по репатриации. В частности, был составлен список
репатриантов, в число которых включили даже малые народы Севера (в частности
– айны), но корейцы в список не попали. Об этом свидетельствуют, в частности,
высказывания генерал-майора Стюарда из SCAP, о чем написано в книге профессора
Токийского университета Ясуаки Оонума: «С уверенностью можно сказать,
что нас не информировали о корейцах, желающих репатриироваться через Японию
в Корею. Если бы мы знали об этом, то, естественно, они были бы включены
в пункты «Соглашения». В этом случае были бы и суда для репатриации через
Японию, а также напрямую на Пусан». В Сан-Францисском мирном договоре
в пункте 2(а) записано, что Япония признает независимость Кореи и отказывается
от всех прав и претензий на Корею, в том числе на острова Гамильтон, Квельпарк
и Дагелет. Следовательно, население Корейского полуострова, включая вышеперечисленные
острова, должно отказаться от прежнего японского подданства, чтобы получить
гражданство своего нового государства. О сахалинских корейцах есть упоминание
в указе № 438 министерства юстиции Японии от 19 апреля 1952 г. (за 9 дней
до вступления в действие Сан-Францисского мирного договора):
«1. В отношении Кореи и Тайваня. Так как территории Кореи и Тайваня выходят
за пределы Японской империи, корейцы и тайванцы лишаются японского подданства.
2. В отношении Сахалина и Курил. Сахалин и Курилы также выходят из территории
Японии, однако лица, постоянно проживающие на этих территориях, безусловно,
не лишаются японского подданства».
Следующий документ – конституция Японии от 3 мая 1947 г. «Статья 14. Все
люди равны перед законом и не могут подвергаться дискриминации в политическом,
экономическом и социальном отношениях по мотивам расы, убеждений, пола,
социального положения, а также происхождения». «Статья 98. Настоящая конституция
является верховным законом страны, и никакие законы, указы, рескрипты
или другие государственные акты, противоречащие в целом или в части ее
положениям, не имеют законной силы». Очевидно, что на основании вышеупомянутых
статей сахалинские корейцы находились под защитой конституции Японии.
Лишение же японского подданства сахалинских корейцев после вступления
в силу Сан-Францисского мирного договора 28 апреля 1952 г. противоречит
нормам международного права. Согласно этим нормам, лишение гражданства
может происходить по решению высшего должностного лица в государстве (например,
президента), высшего органа государственной власти или по приговору суда.
Вышеназванные документы подтверждают юридическую ответственность Японии
перед своими бывшими подданными – сахалинскими корейцами. В книге А. Кузина
«Сахалинские корейцы: история и современность» на с. 111 читаем инструктивное
письмо Сахалинского облисполкома по вопросам репатриации японского населения
от 14 октября 1947 г.: «Правительством разрешена репатриация в Японию
только японского населения, о чем неоднократно разъяснялось облисполкомом,
но отдельные горрайисполкомы посылают в транзитный лагерь и корейское
население. Еще раз разъясняем, … установить строгий контроль …, не допуская
случаев направления в транзитный лагерь граждан корейской национальности».
Чтобы сделать правильный вывод в отношении вины СССР и Японии, заглянем
в еще один документ, представленный в книге японских депутатов «Проблемы
корейцев, оставшихся на Сахалине, и политика Японии». На с. 393 приведено
письмо, отправленное в 1987 г. председателем Красного Креста СССР Д. Бенедиктовым
председателю Красного Креста Японии: «К августу 1945 г. на Южном Сахалине
остались свыше 300 тыс. японцев, включая около 40 тыс. корейцев, которых
насильно привезли на Сахалин для работы на шахтах, горнодобывающих предприятиях
и в военном строительстве. В течение 1945 – 1948 гг. лиц, имеющих японское
гражданство, репатриировали в Японию. В отношении корейского населения
в соответствии с решением Потсдамской конференции японские соответствующие
органы официально потребовали с самого начала не рассматривать их как
граждан Японии».
Вопрос – кто виновен за трагедию сахалинских корейцев, является узловым
в решении проблемы сахалинских корейцев. А для этого требуется рассмотреть
позиции и вклад в решении, скорее «нерешении», проблемы сахалинских корейцев
Японии, СССР, США и РК. Отрицание своей юридической ответственности Японии,
насильственно мобилизовавшей корейцев на Сахалин, противодействие СССР
и КНДР, бессилие правительства РК и безразличие корейского народа к своим
сахалинским соотечественникам привели к тому, что почти на полвека сахалинские
корейцы были брошены на чужбине.
После окончания второй мировой войны штаб Верховного Главнокомандующего
союзными войсками (далее – SCAP) в Японии обсуждал проблему сахалинских
корейцев трижды. Однако инициаторами обсуждения были не японское правительство.
В декабре 1945 г. дважды насильственно мобилизованные шахтеры – сахалинские
корейцы обратились с просьбой в SCAP помочь в репатриации оставшихся на
Сахалине семей. В марте 1946 г. SCAP обратился к советскому представителю
с требованием рассмотреть просьбу шахтеров, но удовлетворительного ответа
не получил. Во второй раз SCAP рассматривал проблему сахалинских корейцев
в октябре 1947 г. после получения заявления от сеульского гражданского
общества «Союз возвращения на родину сахалинских корейцев» и предложил
советской стороне провести репатриацию. Но не получил никакого ответа.
В третий раз SCAP столкнулся с проблемой сахалинских корейцев в апреле
1949 г. в связи с просьбой правительства Республики Корея быть посредником
в переговорах с СССР о репатриации оставшихся на Сахалине корейцев – выходцев
из южной части Корейского полуострова, брошенных японским правительством,
так как РК не имеет дипломатических отношений с СССР. Однако и на этот
раз советская сторона отнеслась весьма холодно, ответив неофициальным
письмом, что обратится к посредничеству третьей страны, установившей дипломатические
отношения с СССР и РК. Позиция СССР изложена автором достаточно подробно.
Нынешнее же японское правительство ссылается на то, что, в то время вопросами
репатриации занималось командование союзнических войск, и поэтому оно
ничего не могло решать. Конечно, принимало решения и давало указания командование
оккупационных войск, но всю практическую работу проводило японское правительство.
В то время репатриации подлежало около 8 миллионов интернированных японских
граждан из освобожденных территории Китая, Тайваня, Кореи, СССР и островов
Тихого океана. Ограниченному персоналу SCAP вряд ли было под силу справиться
с работой по демобилизации, возвращению на родину такого огромного количества
людей без помощи членов бывшего японского правительства. Поэтому при заключении
«Соглашения» SCAP опирался полностью на те конкретные материалы, которые
предоставило японское правительство. Японское правительство сразу же после
окончания войны, не ожидая указания оккупационных войск, обратилось к
SCAP с требованием о репатриации японцев. При этом субъектом возвращения
подразумевались чистокровные японцы, т.е. не все подданные японской империи,
такие как корейцы, тайванцы и другие. При переформировании кабинета министров
Японии в феврале 1946 г. было установлено, что «отделу по работе с континентами»
МИД вменялась обязанность управления делами «японских подданных на территориях
Китая, Кореи и Карафуто». О существовании сахалинских корейцев японское
правительство доложило SCAP только в октябре 1947 г., когда штаб стал
изучать вопрос о сахалинских корейцах в связи с обращением корейского
«Общества по возвращению сахалинских корейцев». На запрос командования
оккупационных войск японскому правительству о числе оставшихся на Сахалине
корейцев, оно ответило, что в октябре 1947 г. было 25 000, в ноябре –
25 435 (включая Курильские острова), а в марте 1948 г. (к моменту запроса)
– 15 000 человек. Однако о том, что эти сахалинские корейцы как подданные
империи подлежат эвакуации не было упомянуто умышленно. После учреждения
РК в 1948 г. сахалинские корейцы верили, что родина обязательно вывезет
их из Сахалина, но новорожденному корейскому правительству не было возможности
проявить интерес к сахалинским корейцам в связи с восстановлением разрушенного
японцами хозяйства, корейской войной 1950 – 1953 гг. и внутренними беспорядками.
Советское игнорирование и пассивная позиция SCAP привели к тому, что проблема
сахалинских корейцев не была решена в то время. Военная администрация
союзнических войск, дислоцированных в Корее, обращала основное внимание
на установление порядка в стране и ей ни к чему была лишняя головная боль,
которая появится при репатриации 43 000 сахалинских корейцев. Тем более
что она имела печальный опыт решения проблем снабжения продовольствием,
жильем при приеме 1 500 000 репатриантов из Японии.
Поэтому в феврале 1948 г. она выступила против обращения к СССР с предложением
о возвращении сахалинских корейцев на родину. Правительство РК считает,
что основная ответственность за судьбы сахалинских корейцев лежит на японской
стороне и проявляет пассивное отношение к проблеме, пытаясь решить ее
путем оказания гуманитарной помощи и выплаты Японией компенсации. Поэтому
в РК до сих пор не принят закон для форсирования проведения переговоров
с Японией и РФ и ускорения решения проблем сахалинских корейцев.
Нынешнее японское правительство до сих пор не рассекретило многие документы
периода японского господства над Кореей и Карафуто. Однако многочисленные
выступления официальных лиц японского правительства с частичным признанием
вины дают нам право требовать от Японии признать полную юридическую ответственность
за содеянное в период оккупации Кореи.
Борьба за возращение на историческую родину сахалинские корейцы не прекращали
никогда. Хочу напомнить о деятельности Пак Но Хака, И Хи Пхала, Такаки
Кэнити и других в Японии, Хо Дё, Ким Ен Бе и Бок Зи Коу на Сахалине, И
Ту Хун в Корее. Во многом их усилиями хоть и частично решается проблема
репатриации сахалинских корейцев на историческую родину.
Инициатором проекта репатриации стало южнокорейское отделение Красного
Креста в 1988 г., затем в 1994 г. правительства РК и Японии договорились
о совместном проведении проекта переселения, а в 1996 г. правительство
Кореи в дополнение открыло проект по предоставлению вида на жительство
сахалинским корейцам [44]. Усилиями Красного Креста
с 1989 г. начала действовать программа посещения Кореи для сахалинских
корейцев, а в 1994 г. началось строительство дома для репатриантов в г.
Ансан для переселения первого поколения сахалинских корейцев при финансировании
японского Красного Креста. В результате переговоров были разработаны условия
репатриации, а конкретно репатриантами признавались только корейцы первого
поколения, которые были мобилизованны на Сахалин или родились там до 15
августа 1945 г. Материалы обсуждения закона о репатриации в 2005 г. показывают,
что с момента договорённости с японским правительством в 1994 г. по 2005
г. репатриация осуществлялась очень медленно. Эту задержку связывают с
зависимостью от японского финансирования, и в 2005 г. обсуждалось решение
увеличить финансирование корейскими силами. По первоначальной договоренности
финансы проекта репатриации должны были взять на себя совместно РК и Япония.
Так, например, Япония финансировала строительство домов для репатриантов,
а расходы на переселение и пенсии страны несли совместно.
С начала осуществления программы репатриации до 2014 г. всего было переселено
свыше 4200 чел. в такие города как Инчон, Ансан, Хвасон, Пхадю, Пусан,
Гимпхо и проч. По результатам интервью 5 репатриантов дома «Кохянгмаыль»
в г. Ансан и схожим результатам исследования Пэ Су Хан можно сделать вывод,
что большинство переселенцев (76%) не испытывало ни материальных, ни социальных
трудностей при жизни на Сахалине. И среди главных причин приезда выделяются
«тоска по Родине» и «желание быть похороненным в Корее». Условиями жизни
в Корее опрошенные в целом довольны, хотя и скучают по Сахалину и семьям,
поскольку данная программа не распространяется на детей и внуков.
Таким образом, путём ограничения числа репатриантов теми, кто проживал
на Сахалине до 1945 г., правительство РК избежало не только проблему переселения
излишне высокого числа репатриантов, но и проблему необходимости проведения
широкомасштабных адаптационных программ.
Репатриация в РК, как и вся иммиграционная политика страны, отличается
крайней осторожностью и ограничивается минимальным приёмом граждан. И
поскольку РК в первую очередь стремится защитить свой рынок труда от массового
притока иностранных рабочих, она является продуманным шагом, не противоречащим
общей иммиграционной политике страны. Репатриация имеет важный символьный
характер, демонстрирующий заботу государства о своих бывших соотечественниках.
Курс КПСС на русификацию общества коснулся и национальной политики: в
Советском Союзе не будут проживать русские, татары, узбеки, корейцы. Они
должны превратиться в советский народ, который в едином строе устремится
к светлому будущему – коммунизму. Процесс ассимиляции затронул нации и
народности, населяющие СССР. Стали закрываться национальные культурные
центры и школы. По решению Сахалинского облисполкома № 169 от 13 мая 1963
г. 11 корейских школ на Сахалине были преобразованы в обычные русскоязычные
[45]. Прекратили свое существование Поронайское и Южно-Сахалинское
педагогические училища. Сахалинский обком КПСС, облисполком, облоно следующим
образом объяснили решение об их закрытии: во-первых, нехватка учителей
корейского языка и низкий уровень педагогической подготовки; во-вторых,
слабое обеспечение учебно-методическими материалами и оборудованием; в-третьих,
низкий уровень знаний учеников, особенно русского языка; в-четвертых,
желание родителей перевести детей в русские школы. Но основной, скрытой,
причиной была русификация всех сфер жизни советского общества. Результатом
этого стало то, что большинство сахалинских корейцев второго – четвертого
поколений стали изучать русский язык и постепенно забывать родной язык.
По данным переписи населения 1989 г. выяснилось, что 63 % корейского населения
Сахалинской области не знают родного языка [46].
В 1985 г. численность корейского населения Сахалинской области составила
31.664 человек: 20.522 – граждане СССР, 1.259 – граждане КНДР, 9.883 –
лица без гражданства, из них 1.100 человек имели высшее и незаконченное
высшее образование, 1.600 – среднее специальное, 11.000 – общее среднее;
около 2.000 корейцев заняты на руководящих и инженерно-технических должностях,
почти 7.000 – рабочие предприятий, 120 – учителя, 130 – врачи, 30 – журналисты.
Членами КПСС являлись 407 человек, руководителями партийных и профсоюзных
органов – 270, депутатами Советов народных депутатов – 41. Вышеприведенные
данные свидетельствуют о том, что благодаря перестроечным процессам и
заботам советского правительства среди населения корейской национальности
выросла политическая и общественная активность. Подавляющее большинство
добросовестно относилось к труду, выполнению своих гражданских обязанностей.
130 человек были удостоены государственных наград и более 1.500 носят
звание ударника коммунистического труда. Последовательно формировался
духовный облик корейских трудящихся. «Абсолютное большинство из них вместе
со своими семьями восприняли советский образ жизни, считают СССР своей
страной и не думают о репатриации» [47].
Нерешенные вопросы
Нерешенные проблемы сахалинских корейцев стали сложной
моральной задачей для Японии. Возвращение на родину, воссоединение семей
– что было сделано и что нужно сделать в Японии для восстановления исторической
справедливости?
1. Начало положил Пак Но Хак, создав «Ассоциацию корейцев в Японии по
возвращению сахалинских корейцев» в Японии, куда он выехал в 1958г с женой-японкой.
Ассоциация обратилась к японским правительственным органам и сообществу
с призывом ускорить вопрос возвращения соотечественников. Ассоциация осуществляла
передачу писем семьям сахалинских корейцев в Корею и обратно. Японское
сообщество и средства массовой информации не восприняли обращение ассоциации.
В 1975 г. японский адвокат Такаки Кэнити обратился в Ассоциацию адвокатов
Японии с призывом защиты прав сахалинских корейцев, был подан иск в токийский
суд от их имени и проблема постепенно стала доходить до японского общества.
2. В 1978 г. министр иностранных дел Японии Сонода Снао заявил: «Хотя
официальные власти считают, что это чисто человеческие проблемы, но мы
несем человеческую, моральную, политическую ответственность. Наряду с
другими вопросами компенсации – это одна из послевоенных проблем». В связи
с ухудшением в 1976 г. отношений с Японией СССР не проявлял добрую волю
в вопросе. Выезды из СССР и встречи с родственниками за границей стали
очень затруднительны.
В период рассмотрения иска сахалинских корейцев в японском суде было образовано
общество «Раздумья о послевоенной ответственности в Азии» (Председателем
был избран профессор Токийского университета Оонума Ясуаки). Общество
поставило целью поднять общественное движение по признанию ответственности
Японии перед сахалинскими корейцами за военные последствия, изучение общественного
мнения об ответственности и поиски путей решения. В июле 1987 г. был создан
«Совет депутатов японского парламента по проблеме сахалинских корейцев».
На учредительном собрании приняли участие 98 депутатов и их помощников.
Председателем Совета был избран депутат от либерально-демократической
партии Хара Бунбэй, ответственным секретарем – депутат от социал-демократической
партии Игараси Кодзё.
3. Совет депутатов провёл большую работу. В начале работа Совета воспринималась
как антисоветская, антикоммунистическая деятельность, но объяснения о
том, что воссоединение семей относится к общечеловеческим, гуманитарным
вопросам нашли понимание в советском правительстве. Далее начали работу
по налаживанию взаимопонимания с Южной и Северной Кореей по вопросу сахалинских
корейцев.
В 1988 г. после Сеульской олимпиады, с началом перестройки в СССР и изменения
международной обстановки начались поездки в Корею через Японию. Красный
Крест РК и Японии создали совместную программу по поддержке сахалинских
корейцев, которая финансировалась правительством Японии, был организован
прямой авиарейсы из Южно-Сахалинска в Сеул. В 1990 г. начались «групповые
поездки» по этой совместной программе. На сегодняшний день более 15 тыс.
человек посетили родину для встречи с родственниками и программе краткосрочных
поездок и в принципе цель краткосрочные поездок достигнута.
4. Возвращение на родину на постоянное жительство, которого желали с самого
начала сахалинские корейцы, началось в конце 1980 гг. по согласию родственников
в Корее и религиозных организаций. Таким образом выехало около 200 человек,
но в Корее не был организован прием всех желающих выехать на постоянное
жительство. Желание людей преклонного возраста первого поколения было
особо острым и требовало быстрых решений и поддержки. Совет старейшин
развернул энергичную работу, обращаясь ко всем людям, от которых зависело
решение вопроса. В результате депутату Игараси удалось добиться выделения
3,2 млрд иен из бюджета 1994 г. правительства Японии – статьи на укрепление
границы, на строительство домов для проживания пожилых людей и домов квартирного
типа для переселения сахалинских корейцев. Участки под строительство домов
выделяло правительство РК, на это потребовалось время и в итоге дом для
проживания пожилых на 100 человек в Инчоне был сдан в марте 1999 г., и
дома на 500 индивидуальных квартир в г. Ансане (для 1000 человек) – «Коян
маыл» в феврале 2000 г. С 2007 г. правительство РК стало выделять арендованные
квартиры для переселения и в результате около 4200 человек было переселено
на историческую родину. Но переселения требуют не только люди первого
поколения, но и второго, третьего. Переселение людей только первого поколения
вновь создало проблему разделения семей. Переселившиеся в Корею люди требуют
возможности встречи с оставшимися на Сахалине родственниками. С 2001 г.
на средства японского правительства (оплата проезда и проживания) начались
поездки на Сахалин для встречи с оставшимися родственниками, желательно,
чтобы поездки стали регулярными. Преклонный возраст переселившихся требует
лечения и ухода. Требуется создание условий как в домах для проживания
пожилых людей.
5. Для оставшихся на Сахалине японский МИД в 1998 г. добился выделения
из бюджета около 600 млн иен на строительства на Сахалине культурного
центра для корейцев. Прошло 6 лет и в 2005 г. было завершено строительство
Сахалинского корейского культурного центра.
6. Но вопрос шахтеров, которые перед окончанием войны подверглись вторичной
мобилизации с Сахалина в Японию, не решается никоим образом. Это вопрос
компенсации женам и детям, оставшимся на Сахалине.
7. Остаётся нерешённой проблема невыплаченной заработной платы и вкладов.
В военное время многие корейские рабочие не получали зарплату. Компании
принудительно перечисляли зарплату на вклады в банках, а счета вкладов
держали у себя. По окончании войны уехали в Японию, не произведя расчеты
по зарплате. Проведенные Министерством почтовой связи расследования показали,
что до сих существуют 590 тыс. счетов почтовых вкладов, на которых хранится
180 млн. иен. Почтовые вклады солдат и гражданских лиц в Тайване по обещанию
компенсировать по текущей стоимости, данному премьером Миядзава, были
возвращены правительством Мурояма с индексацией в 120 раз. Даже индексация
в 120 раз не является достаточной, а на требования вернуть вклады сахалинских
корейцев звучат предложения об индексации 4 – 5 раз с учетом начисленных
процентов, что является совершенно абсурдным. В сентябре 2007 г. Такаки
Кенити подал иск от имени 11 владельцев вкладов правительству Японии,
и компании, приватизировавшей Министерство почтовой связи на возвращение
вкладов с индексацией в 2000 раз, иск находится на стадии рассмотрения.
Выше перечисленные нерешенные проблемы являются вопросами политического
решения. Бывший генеральный секретарь правительства Японии, ныне депутат
Сенгоку по просьбе Такаки Кенити в марте 1991 г., выступая в комитете
по бюджету, сказал: «Я все ж таки думаю, что стоит заново рассмотреть
вопрос послевоенной ответственности и уладить проблемы. Не урегулируя
вопрос мы усугубляем недоверие и настороженность азиатских стран к Японии.
Нужно проявить добрую волю и не оставлять нерешенными проступки военных
времен». Директор департамента стран Азии МИД Танино высказался по решению
этого вопроса: «Приходит мысль о создании фонда». Депутат Сенгоку высказал
по вопросу сахалинских корейцев: «Думаю, что сумма в 10 млрд иен могла
покрыть создание фонда, дома для пожилых людей, мемориала и других целей».
Министр иностранных дел Накаяма ответил: «мы рассмотрим внимательно высказанные
мнения».
Таким образом, еще 20 лет назад состоялось обсуждение вопроса о создании
фонда. Нынешний начальник канцелярии правительства осознает суть вопроса
и высказывается за его решение.
Начавшееся в Корее обсуждение вопроса о создании фонда или же финансовой
организации можно считать поворотным моментом. Япония начала выплату компенсаций,
хотя и в неполной мере, пострадавшим на Сахалине, пострадавшим от ядерной
бомбардировки, проживающим в Корее, начата работа по созданию фонда женщин
- жертв сексуального принуждения в японской армии. Это компенсации всем
странам, которым причинен ущерб. Фонд, который будет создан общественными
организациями в Корее для своих соотечественников, можно сказать, что
будет исторически первым таким фондом. Хотя и считается, что Корея и Япония
урегулировали претензии и экономические вопросы Договором 1965 г., факт
оказания поддержки корейским обществом соотечественникам, пострадавшим
от Японии, является исторически знаменательным событием.
Хотя предложение о создании совместного с Японией фонда содержится в проекте
специального закона РК о поддержки соотечественников, фонд будет создаваться
не только правительством и компаниями РК, но и правительством Японии и
японским компаниями. Как было сказано выше, хотя Япония и считает, что
все вопросы были урегулированы Договором 1965 г., но идет процесс к участию
в создании фонда, признавая некоторую ответственность перед пострадавшими.
Если РК, являясь ведущей стороной, усилит давление на Японию, то она не
сможет игнорировать его. Если послевоенные проблемы станут предметом совместной
деятельности Японии и РК, то можно представить какое неоценимое значение
имел бы этот факт для мира и дружбы между странами. Усилия по созданию
фонда станут убедительным доказательством того, что позиция Японии по
решению проблем сахалинских корейцев является искренним и будет воспринята
положительно японской общественностью.
ПРИМЕЧАНИЯ:
[1]. «Корейцы по численности на втором
месте», Се корё синмун, 2012.01.20.
[2]. Корейцы на российском Дальнем Востоке (вт. пол. XIX
– нач. XX в.): документы и материалы. – Владивосток: Изд-во Дальневост.
ун-та, 2001. – C.7, Бок, Зи Коу. Сахалинские корейцы (1906–1945) / Бок
Зи Коу // Вестн. ДВО РАН. – 1991. – № 1. – C.13, Кузин, А.Т. Дальневосточные
корейцы: жизнь и трагедия судьбы / А.Т. Кузин. – Южно-Сахалинск: Дальневост.
кн. изд-во, 1993. – C.14.
[3]. Там же. С.18.
[4]. Высоков, М. История Сахалинской области с древнейших
времен до наших дней / М. Высоков. – Южно-Сахалинск: СЦДНИ, 1995. – С.
89.
[5]. Чехов, А.П. Остров Сахалин (из путевых записок) /
А.П. Чехов. – Южно-Сахалинск: Книжное изд-во, 2005. – С. 150.
[6]. Сахалинские корейцы: история и современность: сб.
документов и материалов, 1880–2005 / авт.-сост. А. Т. Кузин. – Южно-Сахалинск:
Книжное изд-во, 2006. – C. 35.
[7]. Высоков, М. История Сахалинской области с древнейших
времен до наших дней / М. Высоков. – Южно-Сахалинск: СЦДНИ, 1995. – С.
100.
[8]. Там же. С. 107–108.
[9]. Там же. С. 58.
[10]. Летопись Южно-Сахалинска 1882–2005 / авт.-сост.
А.Т. Кузин. – Южно-Сахалинск: Книжное изд-во, 2006. – С. 9.
[11]. Ким, Гван Сын. Ханминчжогы исанкачжокмунчжее тэхан
ёксачжок чжэчжомён. Сахалин тонпхоы канчжечжинён 50 чжунён кеги = Проблема
разделенных семей корейской нации в новом историческом освещении. В связи
с 50-летием принудительной мобилизации сахалинских корейцев / Ким Гван
Сын // Корейский полуостров в новой международной обстановке: Материалы
Междунар. симпоз. 18–19 авг.1992 г. Южно-Сахалинск. – Сеул: Ассоциация
по объединению Кореи, 1992. – Р. 89.
[12]. 1 сом равен примерно 180 кг.
[13]. Хангукса = История Кореи – Сеул, 1993. – С. 231.
[14]. Там же. С. 203–231.
[15]. Ли, Бен Дю. Южный Сахалин и Курильские острова
в годы японского господства (1905–1945 гг.): автореф. дис. … канд. ист.
наук / Ли Бен Дю. – М.: ИВ АН СССР, 1975. – С. 12.
[16]. Бок, Зи Коу. Корейцы на Сахалине / Бок Зи Коу.
– Южно-Сахалинск: СЦДНИ, 1993. – С. 41.
[17]. Кузин, А.Т. Дальневосточные корейцы: жизнь и трагедия
судьбы / А.Т. Кузин. – Южно-Сахалинск: Дальневост. кн. изд-во, 1993. –
С. 160.
[18]. Материалы Междунар. конф. «Сахалинские корейцы:
проблемы репатриации» / Пак Сын Ы. – Южно-Сахалинск, 14 июня 1999 г. [Личный
архив Пак Сын Ы].
[19]. Бок, Зи Коу. Корейцы на Сахалине / Бок Зи Коу.
– Южно-Сахалинск: СЦДНИ, 1993. – С. 25, Высоков, М. История Сахалинской
области с древнейших времен до наших дней / М. Высоков. – Южно-Сахалинск:
СЦДНИ, 1995. – C. 127.
[20]. Синегорск – Каваками: возвращение в XX век. – Хабаровск:
Приамурские ведомости, 2003. – С. 8.
[21]. Бок, Зи Коу. Корейцы на Сахалине / Бок Зи Коу.
– Южно-Сахалинск: СЦДНИ, 1993. – С. 38.
[22]. Бок, Зи Коу. Корейцы на Сахалине / Бок Зи Коу.
– Южно-Сахалинск: СЦДНИ, 1993. – С. 41.
[23]. [И Чун Хен]. Запись беседы с жителем г. Южно-Сахалинска
И Чун Хеном / Пак Сын Ы. – г. Южно-Сахалинск, 24 июля 2005 г. [Личный
архив Пак Сын Ы].
[24]. [Дё Дён Гу]. Запись беседы с жителем г. Южно-Сахалинска
Дё Дён Гу / Пак Сын Ы. – Южно-Сахалинск, 23 нояб. 2005 г. [Личный архив
Пак Сын Ы].
[25]. У Ден Гу. Этого забыть нельзя / У Ден Гу // Сэ
коре синмун. – 2001. – 31 авг.
[26]. [Пак Хе Дон]. Запись беседы с жителем г. Южно-Сахалинска
Пак Хе Доном / Пак Сын Ы. – Южно-Сахалинск, 21 апр. 2004 г. [Личный архив
Пак Сын Ы].
[27]. Ли, Бен Дю. Южный Сахалин и Курильские острова
в годы японского господства (1905–1945 гг.): автореф. дис. … канд. ист.
наук / Ли Бен Дю. – М.: ИВ АН СССР, 1975. – C. 13.
[28]. Бок, Зи Коу. Корейцы на Сахалине / Бок Зи Коу.
– Южно-Сахалинск: СЦДНИ, 1993. – С. 44.
[29]. Кузин, А.Т. Дальневосточные корейцы: жизнь и трагедия
судьбы / А.Т. Кузин. – Южно-Сахалинск: Дальневост. кн. изд-во, 1993. –
С. 203.
[30]. Там же. С. 203–204.
[31]. Сахалинчжу ханин ичжунчжинёнкванбу пхихэчжа югачжок
хвебо = Вестник Общественной организации дважды принудительно мобилизованных
корейских семей шахтеров. – Пусан, 2002. – С. 6–8.
[32]. [Со Дин Гир]. Запись беседы с жителем г. Южно-Сахалинска
Со Дин Гиром / Пак Сын Ы. – Южно-Сахалинск, 28 июня 2006 г. [Личный архив
Пак Сын Ы].
[33]. Ха, Кён Су. Ильбонын сонэбэсаныл кок хэяханда =
Япония обязательно должна выплатить компенсацию / Ха Кён Су // Вестн.
Сахалинской общественной организации дважды принудительно мобилизованных
корейских семей шахтеров. – Пусан: Креман, 2002. – С. 109.
[34]. Гапоненко, К. Трагедия деревни Мидзухо / К. Гапоненко
// Нам жизнь дана. – Южно-Сахалинск: Дальневост. кн. изд-во, 1989. – С.
28.
[35]. [Ким Кен Сун]. Запись беседы с жителем г. Сеула
Ким Кен Сун / Пак Сын Ы. – Южно-Сахалинск, 4 авг. 2000 г. [Личный архив
Пак Сын Ы], Горобец, В.Я. Дополнение к напечатанному / В.Я. Горобец. //
Вестн. Сахалин. музея. № 7. – Южно-Сахалинск: Сах. обл. краевед. музей,
2000. – С. 398–399.
[36]. Гапоненко, К. Указ. соч.– С. 28.
[37]. Пак Сын Ы, «Жестокая судьба сахалинских корейцев:
кто виноват?» [Электр. ресурс]. – Режим доступа: http://www.Yuzno-sakhalinsk.Net
/objekt. php? = 2&id 103025 & type =143&page=320 [дата обращения:
03.01.2006].
[38]. Высоков, М. История Сахалинской области с древнейших
времен до наших дней / М. Высоков. – Южно-Сахалинск: СЦДНИ, 1995. – С.
141.
[39]. Там же. С. 90.
[40]. Кузин, А.Т. Дальневосточные корейцы: жизнь и трагедия
судьбы / А.Т. Кузин. – Южно-Сахалинск: Дальневост. кн. изд-во, 1993. –
С. 231.
[41]. Высоков, М. История Сахалинской области с древнейших
времен до наших дней / М. Высоков. – Южно-Сахалинск: СЦДНИ, 1995. – С.
155.
[42]. По воспоминаниям авт., это было связано с тем,
что в конце 1950-х гг. на Сахалине появились первые выпускники корейских
средних школ, и перед ними остро встала проблема поступления в вуз.
[43]. Там же. С. 202.
[44]. Пэ Су Хан, Ёнгчжуквигук сахалиндонгпхоэ кочжущильтхэуа
кесонпангхянг: Бусанчжонгкванщинтощ иичжучжа тесаныро ( 영주귀국 사할린동포의 거주실태와 개선방향: 부산정관신도시 이주자 대상으로
Условия жизни репатриированных сахалинских корейцев и направления для
улучшения: по данным переселенцев в ПусанЧжонгкван). // 국제정치연구 (Журнал
исследований международной политики). – 2010. – Выпуск 13. – № 2.
[45]. Бок, Зи Коу. Корейцы на Сахалине / Бок Зи Коу.
– Южно-Сахалинск: СЦДНИ, 1993. – C. 106–107.
[46]. Там же. С. 108.
[47]. Сахалинские корейцы: история и современность: сб.
документов и материалов, 1880–2005 / авт.-сост. А. Т. Кузин. – Южно-Сахалинск:
Книжное изд-во, 2006. – С. 273–274. |